Моя хорошая

[aitan]

Название: Моя хорошая
Автор: Aitan
Бета: fandom Tainyi Gorod 2017
Размер: мини, 1912 слов
Пейринг/Персонажи: Меренга/Адель, упоминается Бога
Категория: гет
Жанр: драма, PWP, флафф
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Приквел к драбблу "Обещание"
Примечание/Предупреждения:




— И, что, за тысячи лет никому ни разу не удалось отвертеться?

— Бога смог пару раз. Но он тот ещё жулик.

— Что он придумал?

Меренга хмыкнул и погладил щиколотку девушки, растирая по нежной светлой коже воздушную пену. Они сидели в ванной уже больше часа, плескаясь и, наслаждаясь друг другом после долгой разлуки: нав только что вернулся из похода очищения. И Адель впервые за два месяца смогла расслабиться и искренне улыбнуться.

Она так сильно скучала по нему. Боялась за него. Тихо улыбалась его редким фотографиям в альбоме и ещё тише плакала по ночам в подушку. Отчего? Девушка и сама не могла бы толком объяснить: наверное, от одиночества. От ясного понимания, что никому, кроме Меренги её улыбка не нужна. А слёзы... Слёзы нужны девичьим подушкам. Так уже давно повелось на Земле.

— Однажды Бога договорился с одним эрлийцем, чтобы тот изготовил какую-то специальную мазь. — Длинные умелые пальцы нава начали мягко массажировать её маленькую стопу, посылая тёплые приятные импульсы. — Потом, за день до конференции намазался ею, и у него по всему телу выскочили жуткие язвы. Для нас — это очень необычный случай, так что Богу закрыли в Обители, а знаменитая конференция шасов прошла без него. Даже у Сантьяги вопросов не возникло. Вернее, он был удивлён самим фактом "болезни", но лично к Боге претензий не было. В Цитадели провели срочную дезинфекцию, медосмотр всех гарок и так далее... Зато потом выяснилось, что эрлийцы не смогли "вылечить" Богу, и тот его "химик" тоже. Не сходили язвы, хоть ты что.

Адель хихикнула, собрав в ладонях свои длинные тяжёлые волосы, выдавила на них немного душистого геля и начала натирать ими ноги Меренги, прекрасно, зная, как ему нравится их шелковистое прикосновение.

— Бедняжка.

— Поделом бездельнику, — без всякого видимого сочувствия к сородичу откликнулся нав. Взгляд антрацитовых глаз заметно потяжелел, как только она начала намыливать волосами его стопы и пальцы ног. — Он потом четыре месяца не поднимался с нижних этажей, пока князь не сжалился и не вернул ему нормальный вид.

Девушка улыбнулась, смывая пену с кожи Меренги. Она обожала слушать его истории о прошлом, о других навах, обычных буднях в Цитадели. Вроде бы в них не было ничего такого особенного, но её захватывало то, как любимый рассказывал об этом. Обычно так говорят о своей семье, самых близких и родных существах. У Адель уже не было никого, о ком она могла так рассказать. Её собственная семья и семья её погибшего мужа предпочли о ней забыть. Или это она принесла их в жертву своей любви?

Не всё ли равно?

— Пойдём спать, — Меренга привстал, обнимая девушку за плечи и прижимая её хрупкое тело к своему. Его пальцы ласково откинули мокрую прядь с лица любимой, провели по щеке. — Ты совсем сонная.

— Меня разморило немного, — неохотно призналась Адель, потираясь кончиком носа об его подбородок. — Но ты ведь знаешь, как меня разбудить...

Гарка легко поднял её на руки и, перешагнув бортик ванны, прошептал короткий аркан, высушивая их обоих.

— Вот завтра и разбужу. Стоило мне уехать, так ты от рук отбилась, — пробурчал нав, натягивая на неё через голову тёплую сорочку. — Небось с утра до вечера в своей студии пропадала?

Адель фыркнула и пожала плечами. От Меренги шло приятное ласкающее тепло, которое через кожу сразу устремлялось к груди и окутывало сердце. Его забота была высшим удовольствием для неё.

— У нас много заказов. Мы и так с Натой не успеваем... Сам понимаешь, скоро Новый Год.

— Это не повод игнорировать еду и сон. — Нав откинул назад чёрные пряди волос, которые от влажности начали чуть завиваться на кончиках. Он прижал девушку к себе и наклонился, целуя её в припухшие мягкие губы. — Я скучал по тебе...

— Я тоже, — прошептала рыжая, вставая на носочки и обнимая его за плечи. Она знала, что за эти два месяца в Европе он был карателем и палачом. Знала, что он убивал. Неважно, заслужила ли жертва, убийство — есть убийство. Вдова рыцаря-мстителя ведала об убийствах больше, чем кто-либо и почему-то не могла простить этого мужу.

Меренге простила.

С их самой первой встречи она простила ему все возможные грехи наперёд.

Пальцы нава нежно скользнули по её щеке и вниз, вдоль бьющейся жилке на шее, а потом губы проследили тот же путь и обхватили маленькую мочку уха, заставив Адель вздрогнуть и крепче прижаться к сильному стройному телу.

— В постель? — На этот раз Меренга завернул своё предложение в бархатные соблазнительные нотки.

Девушка издала тихий победный смешок: хоть любимый и предложил отправиться спать, она знала, что он первый не выдержит, пусть они и оба устали: она — с работы, он — из похода, и на часах уже половина третьего ночи...

Адель шутливо вскрикнула, когда нав уронил её на постель, нависнув сверху, как был обнажённым. Её ладони скользнули по знакомому любимому телу, вырисовывая пальцами изгибы мышц и линий рёбер. Хотелось обнять его всего разом, касаться всего везде, целовать, пока губы не сотрутся в кровь, а потом ещё и ещё, напитывая его кожу своей кровью, чтобы и в нём была частичка неё.

— Не спеши, моя хорошая, — Меренга оставил лёгкий укус над ключицей, отодвинув в сторону край сорочки. — Не торопись...

Как тут не торопиться, когда в венах и там, внизу живота, чистый огонь?

— Пожалуйста, — она выгнулась, как кошка, обхватывая его стройными ногами в жадной просьбе о ласке. — Ты же...

Сильная крепкая ладонь легла ей на живот, поднялась вверх до груди и сжала упругую плоть через ткань.

— Ммм? — Мурлыкнул нав ей в ухо, подув на разгорячённую от ласки шею. — Я — что?

— Так долго... — тяжело выдохнула Адель, жмурясь от знакомых волшебных рук на своем теле. — Тебя не было со мной... так долго.

— Но сейчас я здесь. — Поцелуй в плечо обжёг, захотелось сорвать с себя эту нелепую сорочку, в которую она куталась холодными ночами, но он не позволил. Удержал. Убедившись, что она смирилась, обхватил левую коленку ладонью и скользнул на бедро. Тонкие пальцы пробежались по внутренней стороне и сильно сжали ягодицу. До синяков.

— Рен... — Девушка охнула, когда Меренга, подхватив её обеими руками за коленки, развёл их, устроившись между ними.

— Ты очаровательна, — нав поцеловал её розовую пятку, выпирающую косточку на щиколотке и начал прокладывать влажную дорожку из поцелуев дальше, обжигая горячим дыханием. — Ты изумительная, родная, страстная, ласковая...

Адель застонала, откинувшись на постели, принимая эти поцелуи и касания, словно в полубреду. Хотелось выпрыгнуть из собственной кожи, и стать этой кожей, стать клеточками под его губами, нервами под его пальцами.

— ... сладкая, — прошептал Меренга, раздвигая языком нежные складки половых губ, собирая выступившую на них влагу.

Она прогнулась в пояснице навстречу ему, задыхаясь от жарких пронзительных ощущений. Затвердевшие соски заныли от соприкосновения с тканью, и девушка впилась хрупкими пальцами в край сорочки, словно хотела порвать её.

— Ммм... ещё! Пожалуйста... Рен... Рен... — Адель выдохнула, когда кончик горячего языка беззастенчиво проник вглубь её тела и начал ласкать гладкие стенки изнутри. Она сжала коленями его голову, насколько позволяли его ладони, нежащие на её бёдрах и задранной ткани сорочки.

Рыжая таяла.

Длинные потоки кудрей словно превратились в жидкую медь, растаяли кости, горячая кровь обмыла кричащие нервы, поглотила их, но они так и остались кричать, захлебнувшись от голода, от дразнящей ласки.

Ей хотелось потребовать: "Пей меня!". Только слова не нашлись, затерялись где-то между потерянным разумом и затонувшими нервами, где великое наслаждение целуется с великой болью...

Меренга приподнял голову, чтобы взглянуть на неё: разгорячённую, разметавшуюся, расхристанную. Антрацитовый взгляд поглотил её всю: от подрагивающих пальцев ног до кончиков рыжих волос — путеводных огоньков на тёмном пространстве простыни.

— Моя...

Её ореховые глаза распахнулись, взметнулись вверх ресницы, искусанные губы сложились на рванном выдохе: "Твоя".

— Вся моя... — Нав подхватил её под поясницу, перевернул, приподнял, прижал к себе спиной, зарываясь лицом в пушистое облако кудрей. Ладони заскользили вниз, подцепил край сорочки, и потянули вверх. Адель выгнулась, освобождаясь от мешающей ткани, подалась назад, чувствуя любимого затылком, плечами, спиной, поясницей.

Горячая, чувственная, теплая... Он так скучал: по её запаху, мелодии голоса, её мягкости, гибкости, по тесноте хрупкого тела.

По каждой веснушке.

Его губы лихорадочно впились ей в плечо, правая рука накрыла маленькую высокую грудь, а пальцы безжалостно сжали сосок... Она вскрикнула, откидываясь на него, упираясь пятками в простынь.

— Люблю тебя, — он перекинул её рыжие локоны вперёд, оголяя спину с красивыми линиями лопаток и плавными изгибами позвонков. — Люблю... И хочу.

— Рен, — Адель почти всхлипнула.

— Ты чувствуешь?

— Дда...

— Хочешь?

— Очень...

— Как? Как хочешь?

— Всего.

Меренга хрипло рассмеялся ей в шею:

— Это не ответ.

— Так и ты задавал... не вопрос...

Нав выдохнул, собственное напряжение становилось слегка болезненным, но ему хотелось потянуть ещё немного, чтобы налюбоваться на неё такую. Но ведь у них же будет завтра, и послезавтра... и много других ночей, подобных этой?

Он надавил ладонью на её спину, заставляя опереться на локти, развести колени, упираясь в мягкость разгорячённой постели. Меренга скользнул губами по плечам, ладонью по бёдрам, по изгибу поясницы, захотелось снова прильнуть губами к влажной щели между двумя лепестками розоватой плоти, но он сдержался: Адель ждала большего.

Да, и он тоже.

Нав приподнялся, придержал её бёдра рукой и толкнулся внутрь неё плавно и до конца под девичий тихий всхлип. Теснота и жар любимого тела обожгли, заставили застонать, и Меренга вздрогнул.

От растекающегося удовольствия.

От того, как хорошо было внутри неё.

От собственного счастья и дурманящей близости.

— Рен, — Адель выдохнула почти беззвучно, но он склонился над ней, чуть поменял угол, что бы сделать её наслаждение чуть более острым.

Нав провёл пальцами по её лопаткам, талии, зарылся в копну медных кудрей, потянув на себя непослушные пряди. Она лишь выгибалась, как кошка, подрагивая от каждого глубокого толчка.

В неё. В сердце. В душу. В разум... Снова. От начала до конца. Снизу вверх и сверху вниз. От падения. От бесконечности. От Тьмы, до крохотного огня, которому так и не суждено гореть...

Адель сгребла пальцами простынь. Ощущения тела и мира потерялись. Да и зачем? Она выгибалась, льнула к нему, поддавалась, старалась принять глубже, сильнее, яростнее. Стонала от каждого проникновения и каждой искры почти до слёз.

Как хорошо не быть собой. Вернее, быть не только собой, но и Им.

Искры складывались в костёр.

Дыхания в одно.

Поцелуи — к коже, пот — к поту.

Она — к нему.

Ещё одна секунда, одно его движение, особенно нужное, и всё... Вспышка. Взрыв. Хаос. Атомы в её теле сжались до предела и распались.

Адель вскрикнула, эластичные мышцы сжали его член так сильно-сильно, до самого края звенящего удовольствия.

Голос сел, пальцы не слушались, но тяжёлое дыхание и жёсткое сильное тело сзади не дали упасть в беспамятство: всё самое лучшее ещё впереди. Впереди — его оргазм.

Девушка хрипло вдохнула: в такие секунды Меренга больше, чем когда-либо походил на дитя Тьмы. Возможно, он был таким в бою. Возможно, он был таким во Тьме — она не знала. Знала только, что сходила с ума от того, каким твердым, чудовищно сильным становилось его тело: мускулы, кости, кожа... Будто нав был вырезан, отлит из знаменитого навского металла. Он мог бы стереть её сейчас, раздавить, разорвать на одном выдохе. А она ему отдавалась, как никому и никогда в жизни.

Губы Меренги впились ей в шею, оставляя яркий след — знак принадлежности, ладони обхватили тонкую талию, хрупкие плечи почти на грани боли, но она лишь тихонько простонала, чувствуя, какими быстрыми и рванными стали его движения в ней, с каким отчаянием этот зверь зарычал, чтобы на немного умереть...

Эти несколько секунд его удовольствия были её любимыми.

Меренга вышел из неё, ложась на постель и укладывая её с собой, прижимаясь лицом к её волосам. Он всё ещё тяжело дышал, и Адель чувствовала спиной, как двигается его грудь и живот.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — она прикрыла веки, наслаждаясь его теплом, тем, как близко и плотно они находились друг к другу.

Девушка поцеловала его раскрытую ладонь, когда он набросил на них одеяло и снова прижал её к себе. Тело Адель горело и ныло, всё ещё сохраняя ощущение его присутствия, по бедру скатывалась тонкая струйка горячего семени, которое хотелось сохранить в себе навсегда, в теле, в крови, в плетениях духа. Чтобы каждый, кто посмотрел бы на Адель, видел Меренгу.

— Засыпай, моя хорошая.

Она спала.