Название: Тьма и Золото Автор: Aitan Бета: wal Размер: драббл, 871 слово Пейринг/Персонажи: ОМП нав/Лазь, упоминается Азаг-Тот Категория: гет Жанр: PWP Рейтинг: NC-17 Краткое содержание: Пока ещё существует хрупкий мир перед войной Кадаф... Примечание/Предупреждение: БДСМ Размещение: только с разрешения автора
читать дальше— Тш-ш... — Мои губы вплотную прижимаются к твоему уху, ладони ложатся на тонкие кисти, а тело вжимается в твоё так, что я чувствую все его соблазнительные изгибы и мягкость кожи. Ты рычишь и вырываешься, хочешь освободиться от моей стальной хватки, но зачем же? Я не причиню тебе зла, ведьма. Пока не причиню. Усмехаюсь, целую там, где шея мягко переходит в плечо. Ты вздрагиваешь. Почти материальная волна возмущения пронзает меня, впитывается в мою кожу. Она несёт горчинку ненависти и сладость желания. Огненный выдох гиперборейского безумия. Ведь ты не против, Лазь. О нет, ты не против. Пальцы пробегают по кожаным нарукавникам. Говорят, ты любишь доминировать над иерархами Кадаф? Их боль — изысканный афродизиак. Их покорность — отрада. Их ярость… упоительна для тебя, Лазь. Моя гордая, воинственная Лазь. Да, моя. Сейчас, в тисках моих объятий, ты моя. Признай это уже, наконец! Ладонь скользит под твой доспех, сжимает полную, прекрасной формы грудь, пальцы болезненно выкручивают сосок. И ты напрягаешься, но уже прекращаешь борьбу… Твой бритый затылок ложится на моё плечо. Правильно, в сторону притворство. Оно не нужно нам. Ведь мы оба знаем, что хотим друг друга. Очень сильно хотим. Интересно, Азаг-Тот тоже позволяет тебе твою маленькую слабость? Или, может, он не уступает тебе даже на ложе? Скажи, твой Господин делает тебе так же больно, как я сейчас? Связывает ли он тебя, дразнит ли, оттягивая твой оргазм? Он стегает тебя плетью, вытирает ноги об тебя, дерёт тебя во все щели? Признайся, окрашивается ли золото твоих глаз мольбой о пощаде? Полностью распахиваю кожаные латы, заставляю тебя прогнуться, поддерживая одной рукой, и накрываю ртом сначала один затвердевший сосок, потом другой. Нежная кожа горит от моей грубой ласки так, что я чувствую этот жар на кончике языка. Ты стонешь, Лазь, хватаешь губами воздух. Гибкая, податливая, как ртуть. Ты сама льнёшь ко мне, пытаешься потереться бёдрами о мой пах. Бесстыдная, ненасытная гиперборейская тварь. Твои стоны заводят меня посильнее крови или страха. Твоё желание щекочет все нервы в моём теле. Давненько я такого не ощущал. Моя рука проникает под край твоих штанов… Да ты уже вся мокрая. Интересно, что бы сказал Азаг-Тот, узнай он, что ты так хочешь нава? Хватаю тебя за подбородок, наклоняю, провожу языком по его подписи на правой стороне черепа. Ты замираешь, а потом в ярости дёргаешься, из твоего прекрасного рта вылетают проклятия. Но ты не учла кое-что… Нажимаю пальцами на твою плоть чуть сильнее, и проклятия рассыпаются в один протяжный и утробный стон. Вот так-то лучше. Я умело играю с тобой, но грубо. Всё, как ты любишь. И это тоже именно так, как ты хочешь. Но боишься попросить. Резко заставляю тебя лечь животом на стол, заламываю правую руку и дёргаю ткань штанов вниз. Прекрасный вид. А вот сейчас будет ещё лучше. Моя ладонь с размаху ложится несколько раз на твои ягодицы. Я почти не контролирую свою силу, и ты тонко повизгиваешь, дрожа всем телом. Ты ещё долго не рискнёшь показать свой зад Азаг-Тоту. Эта мысль заставляет меня улыбнуться. Пальцы врываются в узкое лоно, привычно готовят место для вторжения. Но я не буду тебя долго мучить… Время, знаешь ли, поджимает. Расстёгиваю штаны, достаю болезненно ноющий от желания член, и одним плавным толчком вхожу в тебя до конца. Влажная, горячая, тугая, ты сжимаешь меня так, что спазмы удовольствия царапают поясницу и пах. Как же хорошо в тебе, Лазь, как сладко. Сразу беру резкий темп, знаю, что край стола впивается в твои бёдра, что болит заломленная рука, что ты закрываешь глаза от удовольствия, закусываешь губу и сама насаживаешься на мой член. Твоё упругое тело прогибается, жутким огнём горят тёмно-алые от моих шлепков ягодицы. И я срываюсь на хриплые вздохи, когда вижу тебя, такую раскрытую и покорную. Нагибаюсь, оставляю засосы и укусы между лопаток и на шее, скольжу губами по лысой макушке. Ты рычишь, царапаешь ногтями свободной руки столешницу, ты уже близко к последней черте, за которой — пик и утомительное падение. Хочешь упасть, Лазь? Хочешь упасть со мной, гиперборейская тварь? — Арга, — хрипишь ты. А я усмехаюсь. Опять беру пальцами твой подбородок, заставляю прогнуться и сильно запрокинуть голову. Золото в твоих очах так накалено, что можно обжечься. Но мне нужно видеть его, видеть чувственную линию твоих полураскрытых губ, моё имя, застывшее на них, и вбиваться в тебя. Безжалостно, резко, до предела. Так, чтобы ты потом сидеть не могла на этом проклятом собрании, чтобы больно было ходить и стоять на коленях перед твоим Господином. Ты поняла меня, Лазь? Я ещё долго буду с тобой. В тебе. Оргазм накрывает тебя так, что ты, не сдерживаясь, кричишь. Белеют костяшки пальцев, когда ты с чудовищной силой сжимаешь край стола, сыплются щепки, и ты, насаженная на меня, содрогаешься в приступе жестокого, яростного удовольствия. Я не выдерживаю, когда твои мышцы сжимают мой член особенно сильно, и кончаю вслед за тобой. — Лазь… — шепчу твоё имя, и оно сладкой истомой прокатывается по всему моему телу. Я отпускаю тебя, отхожу, поправляя одежду. Пытаюсь восстановить дыхание, но взгляд непроизвольно скользит по тебе. Ты или не хочешь, или не можешь подняться. Только дышишь хрипло и тяжело. Женственные линии плеч, спины, тонкой талии и поясницы… Ты не представляешь, как возбуждающе смотрятся следы моих засосов, ладоней и моё семя, тонкой струйкой стекающее по твоему бедру. Как жаль, что мне пора уходить. Я и так поступаю безрассудно, трахаясь с тобой там, где назначена встреча иерархов Кадаф и Великих Домов. И мы оба прекрасно знаем единственно возможный исход этой встречи.
Название: Сладкий грех Автор: Aitan Бета: wal Размер: драббл, 970 слов Пейринг/Персонажи: концы, навы, Бога Категория: гет Жанр: драма, стёб Рейтинг: R Краткое содержание: Приключения Боги, или "О времена, о нравы". Примечание/Предупреждения: нав в женском монастыре Размещение: только с разрешения автора
читать дальше— И как ты хочешь назвать свой бордель? — с усмешкой спросил Понций. — Не бордель, а клуб! — Ланций скривился, промокнув лысину малиновым платком. — У меня всё будет прилично. Его собеседник закатил глаза: — Ну, так как ты назовёшь свой «приличный клуб»? — «Сладкий грех». — Что за пошлятина, дорогой? — всплеснул пухлыми ручками Понций. — Сейчас же этих «Грехов» пруд пруди! Неужели нельзя придумать название пооригинальнее? Теперь настала очередь Ланция ухмыляться: — Название — это не самое главное. У моего клуба будет самая что ни на есть настоящая история, как в «Кружке для неудачников». — Какая ещё история? — Недавно, когда я забирал Жданочку с работы, у неё на столе лежали кучи старых-старых бумажек, видимо, ревизию делали. Мне стало скучно, ни одной прекрасной дамы рядом не было, и мой взгляд упал на эти рукописи. А среди них была вот эта. Конец вытащил из кармана ветхий, но хорошо сохранившийся пергамент. — Вот слушай.
Было это в стародавние времена, когда отцы Церкви святой на нелюдей ополчилися, да изводить их стали. Сидели и люды, и чуды, и навы в Городе своём Тайном да думу тяжкую думали, над будущим размышляли. И вдруг, как гром с неба ясного, вести грянули, дескать пропал Бога, помощник верный комиссарский. А куда пропал, не ведает никто. И хоть бы весточку прислал какую, но лишь тишина мёртвая. День его нет, ночь его нет, забеспокоились навы, стали все пути-дороги обыскивать. И встретился им старец премудрый, сказал: — Забудьте вы о своём брате, век вам его не видать. Увела его настоятельница монастыря женского, что за лесом укрывается. Увела силою своею необычною, видать, обидел её чем орёл ваш. Закручинились навы, а что делать? Собралися с силушкой богатырской, кожаными ремнями подпоясались да катанами чёрными вооружилися. Впереди всея — комиссар в кафтане белом, золотом да каменьями расшитом, да в шубе из соболей белых. Домчалися они стрелою до монастыря того, готовясь драться не на жизнь, а на смерть, чтобы брата своего кровного из плена лютого спасти. А комиссар-то пуще всех ратовал: взмахнул десницей он, и пали ворота высокие, отворилися двери дубовые. Чёрною рекою, буйным ветром ворвались навы внутрь, глядь, а там... Собрат их возлюбленный, единокровный, сокол их тёмный, на них своими очами глядит, да и не узнаёт будто. И не в кандалах он железных, и не избитый, и не пораненный, и голодом, жаждою не заморённый. Лежит он, царствует на ложе высоком, на перине лебяжьей. На чреслах его сидит девица нагая и румяная, да как на коне ретивом скачет, стонами дивными упивается. А кругом дюжина девиц, одна другой краше, все нагие, все жаркие: то смотрят томно, то перси, то чресла друг другу поглаживают. Бога глядит на них, взор свой ублажая красотою их волшебной и открытой. Смеются они и целуют его устами алыми. Замерли навы как вкопанные. Слова вымолвить не могут. А Бога как понял, что то комиссар пред ним стоит в соболях белых да с катаною чёрною, как вскрикнет с испугу, как потупит очи свои бесстыжие, как столкнёт с себя красавицу дородную да прикроет срам покрывалом стёганым. — Ох, ты гой еси, Бога, стрела Тьмы, — молвил комиссар. — Погибшим тебя вся Семья наша считала, братья кровью да слезами горькими умывалися, живот за тебя свой положить хотели. Всю Цитадель князь наш батюшка исходил, думу о тебе думая, все руки свои поистёрли советники о вызволении твоём колдуя. А над Городом нашим Тайным всюду девичьи крики да стоны бабьи слышатся. Не могут их ни мужья законные утешить, ни концы сладострастные. Всё о тебе вопрошают, несчастные: «Где ж наш Боженька, чёрно солнышко, да на кого ж он нас, горемычных, покинул?!». Шли ко мне и люды, и чуды, и шасы, и эрлийцы, и масаны, и хваны с челобитною, о спасении твоём помышляя. А ты, супостат эдакий, чего здесь вытворяешь? Цветы невинности срываешь да телами сладкими упиваешься, пока мы тебя оплакиваем! Возрыдал тут искуситель дев невинных, устыдился, что один-одинёшенек райские плоды вкушал, пока другие по нему кручинились. Да вот только не стал Сантьяга речи его слушать, гневно сверкнул очами и повелел Боге всех опороченных им девиц замуж выдать да приданое каждой выплатить такое, чтоб даже какому-нибудь боярину не стыдно было бы взять. На том, щёлкнув перстами да взмахнув шубой соболиной, растаял комиссар, как сквозь землю провалился. Закручинился Бога пуще прежнего, буйну головушку повесил. Стал у братьев своих прощения просить да оправдываться, надеясь, что подсобят они ему в этом деле непростом. Покачали головами стрелы Тьмы, поохали, назвали его словами бранными да убралися восвояси. Посмотрел Бога на девиц пышногрудых да крутобёдрых. Вздохнул горько, вот только долго печалиться они ему не дали, прильнули к нему, поцеловали в уста сахарные, погладили перстами нежными. На ложе лебяжье опять зовут да манят. Говорят: — Искупим мы сей грех сладкий, соколик наш. «И правда, — подумал нав. — Утро вечера мудренее».
— Ну, что думаешь? — Глазки Ланция блестели. — Годится для моего борд... клуба? — История замечательная, — протянул Понций. — Но тут, видишь, какая проблема... Вдруг этот ушлый нав с тебя проценты потребует? — Это за что же?! — Ну как за что? Ты же фактически на нём свой клуб раскручиваешь. Небось, приданое тогда ему в копеечку влетело, вот он и возместит его за твой счёт. Навы, они такие мелочные, сам знаешь. Ты ему сейчас на ногу наступи, так он через тысячу лет вспомнит. — Твоя правда, — огорчился Ланций. Он выглядел таким потерянным с ветхим пергаментом в пухлых ручках и блестящей лысиной, что Понцию стало его жалко. — Ладно, не расстраивайся, дорогой. Возьми меня в долю, перепиши историю, но только вместо Боги впиши какого-нибудь представителя нашей гордой Семьи, а я уж озабочусь, как сделать твою писанину подлинной. — А если этот нав подаст иск? — Я тебя умоляю! — отмахнулся Понций. — Мы тогда на него таких адвокатов натравим, что этот иск ему обойдётся дороже приданого. Ланций просиял: — Как ты здорово придумал! По рукам, ты в доле. — По рукам. Только это... Оставь гарок и комиссара в качестве спасательного отряда. — Зачем? — искренне изумился Ланций. Более «продвинутый» конец грустно вздохнул, поправив толстую золотую цепь на выпирающем брюшке: — Как показывает наша тайная статистика, нынче женщины совсем обнаглели: им подавай высоких брюнетов в комбинезонах, а комиссар — так вообще, негласный секс-символ. Дожили. — О времена!.. — ... О нравы!
Название: Дерзость Автор: Aitan Бета: wal Размер: мини, 1 612 слов Пейринг/Персонажи: Арга/спойлер Категория: слэш Жанр: PWP Рейтинг: NC-17 Краткое содержание: Есть нав, который любит доминировать, и рыцарь, который любит подчиняться... Примечание/Предупреждения: БДСМ Размещение: только с разрешения автора
читать дальшеОн не привык играть роль жертвы. Но сейчас, лёжа на животе со связанными за спиной руками, абсолютно обнажённый рыцарь ощущает лишь неестественную правильность своего положения. И покорность, тонко переплетённую с острым, постыдным, но от того таким страстным желанием. Юноша пытается дышать спокойно, размеренно, не замечая боли от вывернутых суставов, перетянутых прочной верёвкой. И ещё старается не думать, как беззащитно и унизительно он выглядит с широко разведёнными ногами, зафиксированными на какой-то жёсткой подставке ступнями вверх. И темнота. Потому что плотная тёмная повязка на глазах не пропускает света, хотя юноша сильно сомневается, что в этой комнате горит хоть одна свеча или лампа. Ему кажется, что лёгкий холодок скользит по его коже, но это, скорее всего, обман неспокойного сознания. Секунды ползут непростительно медленно. Они явно не на его стороне, они хотят помучить его, словно сговорились с ним. Потому что пытка ожиданием — одна из его любимых. Её надо пройти достойно. Сжать зубы, мерно дышать, думать лишь о том, как воздух ласкает обнажённую кожу так, что кричащим от напряжения суставам под ней становится хоть капельку легче. Рыцарь облизывает пересохшие губы, жмурясь под тканью повязки. Он ощущает присутствие своего Дома в этой комнате. Его просто невозможно не чувствовать: энергия Тьмы в этом наве слишком сильна и опасна, чтобы не будоражить его обострённые магией и желанием нервы. Юноша знает: Арга где-то рядом, и готов поклясться, что тот сейчас спокойно стоит возле стола с плетьми и хлыстами. И, может, проводит по кожаным переплетениям тонкими пальцами, удовлетворённо усмехается или скептически выгибает чёрную бровь. А возможно, он рассматривает другие игрушки, щедро предоставленные одним из самых элитных и закрытых клубов Тайного Города... Неизвестность. Лёгкий страх. Возбуждение. Ощущение силы и власти. Полная беспомощность. И ожидание. Молодой рыцарь согласен на любую боль и на любое удовольствие. Арга ещё никогда не разочаровывал его. И юноша надеется, что, в свою очередь, тоже не является разочарованием для своего Дома. «Своего Дома» — когда это сладострастное словосочетание стало таким естественным? Додумать чуд не успевает, только вздрагивает, чувствуя, как все волоски на его теле встают дыбом, а кожу покрывают мурашки, потому что сильная знакомая рука вдруг касается его длинных рыжих волос, чуть взмокших от пота. Юноша глубоко вздыхает: длинные пальцы перебирают его пряди, мягко массируют кожу головы, не спеша переходя на шею, разминают затёкшие мышцы. Рыцарь растворяется в этом ощущении, в этих неописуемо нежных касаниях. Арга никогда не начинает, как некоторые любители, сразу с «горячего», нет, нав заботливо и аккуратно подготавливает свою жертву, чтобы она морально и физически раскрылась перед ним, расслабилась, и тогда он причинит такую боль и унизит так, что некоторые даже самые закалённые воины рыдают, словно дети, будучи счастливы, как никогда в жизни. С рыцарем такое уже случалось, поэтому он знает, что последует за этой нежностью, и закусывает губу от предвкушения, чувствует, как по позвоночнику бегут тёплые волны, и член начинает твердеть только от этого невинного массажа. Арга медленно скользит по шейным позвонкам подушечками пальцев, обводит выпирающие косточки, проводит по напряжённым мышцам, и юноша сосредотачивается только на этих ощущениях, почти расслабленный, если не считать огня возбуждения, прокатывающегося под кожей. И вдруг — удар. Пока не очень болезненный, но резкий и неожиданный, который «кусает» нервы. Чуд глубоко вздыхает, но не напрягается, спокойно принимая ещё несколько быстрых шлепков по спине и связанным рукам. Судя по всему — обыкновенные розги. Они жалят, заставляют вздрагивать, сжиматься, но лишь от щекотки. Потому что Арга прекрасно знает, как надо ударить и куда, чтобы причинить по-настоящему сильную боль. И он её причинит, в этом не стоит сомневаться. Следующие несколько долгих секунд юноше остаётся только извиваться в путах и кусать губы, потому что ещё в самом начале ему запретили даже стонать. Но как тут держать себя в руках, если серия непрекращающихся ударов обрушивается на спину, плечи и руки? Некоторые дразнящие, некоторые — более серьёзные, рассекающие кожу до появления первых капелек крови. Тело откликается сумасшедшей волной мурашек и тяжестью в паху: тело благодарно этому мучителю за непередаваемые острые ощущения. Рыцарь чувствует, как по вискам катится пот, пропитывая повязку. Нервы воют. Они уже почти разогреты. И каждый удар, правильный, взвешенный, утончённый, дарит счастье. Арга делает передышку, снова касается пальцами покрасневшей кожи, удовлетворённо хмыкает. И от этого хмыканья у жертвы стают дыбом волосы на загривке. Это верный знак, что нужно... Юноша чудом сдерживает крик, душит его в себе, а под зажмуренными веками вспыхивают «звёздочки», когда розги с силой ложатся на его ягодицы. Он судорожно сжимает кулаки, насколько это возможно из-за пут, чувствует капельки крови, выступившие на месте удара. Обычные розги в твёрдой навской руке — шутка ли? Нет, это чистое удовольствие, разбавленное ослепляющей болью. Чуд скрипит зубами, сжимается, пытается хоть как-то смягчить удары, но не получается. Он связан, лишён зрения и даже возможности молить о пощаде, и эта порка не прекратится, пока Арга не захочет. Нав бьёт размеренно, но сильно. Иногда останавливается, но не чтобы дать юноше отдышаться, а чтобы ударить неожиданно, или просто проводит розгами по вспухшей окровавленной коже ягодиц, наблюдая за тем, как он дрожит и дёргается. Но молчит. Один из ударов, не такой сильный, но резкий, достигает внутренней стороны бедра и яичек, так что рыцарь подскакивает на кожаной лавке, из его горла вырывается жалобный хрип, он дёргается всем телом, пытаясь сжаться. Юноша чувствует, как повязка на глазах намокает, и не только от пота. Он безумно боится следующего удара, но ждёт его с отчаянной возбуждающей покорностью. И получает. Боль обжигает нервы, боль входит в тело и разливается по нему горячей волной, боль есть даже в его сознании, затопляя всё собой, оставляя лишь маленький островок, где есть он и его мучитель, который очищает его, который имеет над ним абсолютный контроль. Арга отставляет розги в сторону и отходит от него. Рыцарь обмякает на широкой лавке, тяжело дыша, думая о том, что теперь, наверное, никогда не сдвинет ноги, потому что внутренняя сторона бёдер горит адским огнём. Если только он не выльет всю баночку с эрлийским бальзамом... Но это вялые мысли, текущие где-то в подсознании, потому что он сейчас кристально чист от всех дум. Ему просто хорошо. Больно и хорошо. Что-то твёрдое, похожее на хлыст, касается его стоп. Тело, пережившее порку, реагирует необычайно сильно на это простое прикосновение. Юноша вздрагивает, напрягается, чувствуя, как против его воли подрагивают голени. Но Арга ласково проводит хлыстом по изгибам его стопы, вызывая щекотку, которая судорожными приятными спазмами прошивает его всего до макушки. Рыцарь осторожно делает вдох и старается расслабиться, насколько это позволяют раны. А нав уже скользит по другой ступне, касается пятки, тревожа нервные окончания. Удар опять наносится неожиданно, и чуда снова подбрасывает на лавке: приятнейшая, тонкая боль устремляется в пах, позвоночник и в голову, раскатывается по дорожкам нервов, будоражит горячие следы от розг. Арга умело бьёт по ступням так, что юноше хочется выпрыгнуть из собственной кожи, удары отдаются томной волной в твёрдом члене, который трётся о кожаную обивку лавки. Чуд хрипит, закусывает губы, дёргается. Он весь — это одно сплошное болезненное удовольствие. Он весь — это ослепительная вспышка щекотки. Он весь — благодарность своему Дому. Перед глазами мелькают ослепительные вспышки, грудь разрывает немой крик. Он хочет большего, он хочет прикосновений самого Арги, ему это нужно, как воздух... Ощущения, сильные, острые, яркие, растут, как снежный ком, пульсируют, разрывают нервы, не находя выхода. Нав играет на нём, как на музыкальном инструменте, ударяя по нужной точке, так, что он чуть ли не визжит... Но ведь нельзя. Нельзя издавать ни звука. Но как тут выдержать? Как тут спастись? И чуд решается: — Пожалуйста! Всхлип. Внутри всё похолодело от собственной дерзости. Арга останавливается, делает несколько плавных бесшумных шагов и, поддев хлыстом подбородок, приподнимает голову юноши так, что шею и лопатки простреливает боль. — Что я только что слышал? — спокойно осведомляется мягкий голос, но в нём безошибочно слышатся опасные нотки. — Разве я не велел тебе молчать? — Простите, мастер, — шепчет рыцарь. — Но я больше не могу... — И это достойная причина, чтобы нарушить мой приказ? — Пальцы нава касаются закусанных губ, проводят по ним, чувствуя их дрожь. — Нет, мастер, — почти беззвучно выдыхает юноша. — Простите, мастер. Арга усмехается. Пассом руки заставляет крепежи на ногах чуда исчезнуть, а потом резко переворачивает его самого и сажает на лавку. Рыцарь вскрикивает, пытается сползти на колени, но ему этого не дают. Нав наклоняется над ним, ставя одну ногу чуть повыше колена юноши, правой рукой вцепляется в рыжие волосы и закидывает его голову назад, заглядывая в искажённое страданием лицо. — Возможно. — Голос нава становится более строгим, а свободная рука ложится на член юноши, и у того вырывается стон. — Но прощение надо заслужить, как ты думаешь? — Да, — хрипит чуд, не совсем понимания, с чем соглашается, чувствуя лишь, как тонкие умелые пальцы ласкают головку. — Тогда скажи мне, как ты намерен исправляться? Пальцы становятся настойчивее, быстрее, спазмы удовольствия пронизывают пах, несмотря на боль, несмотря на то, что ноги немного дрожат и немеют. — Я... — Рыцарь сглатывает вязкую слюну. Мыслить хоть сколько-нибудь здраво получается с трудом. — Я больше... не посм...посмею ослушаться... вас. — Этого мало, — спокойно отвечает Арга, скользя по члену юноши ладонью. — Меня интересует, чем ты собираешься заслуживать моё прощение? — Я выдержу ещё... порку. — Чуд дышит тяжело и быстро, сжимая связанные за спиной руки по мере того, как нав ласкает его уверенно и именно так, как надо. — Не впечатлён. — Я... — Юноша выгибается, дрожа и толкаясь вперёд в сильную руку, чтобы усилить ощущения. Он чувствует скорое приближение оргазма. — Я сделаю всё ... что вы хотите. — Вот как? — усмехается нав, увеличивая темп. — Рыцарь Ордена будет стоять передо мной на коленях? Чуд сжимает зубы. А пальцы Арги особенно чувствительно задевают головку. — Да. — Он надеется, что не его губы произнесли это. — Рыцарь Ордена будет брать у меня в рот? — Напряжение в паху почти достигает своего пика, и чуд, отчаянно краснея, шепчет: — Да. И надеется, что скоро умрёт. И он действительно близок к маленькой смерти, к порогу, за которым будет ослепляющее сладкое удовольствие... Вот сейчас, да, ещё одно движение и... Арга останавливается, пережимая пальцами основание члена, не давая чуду кончить. — Нет! — Юноша дёргается, умоляюще тянется к нему. — Сначала заслужи. — Губы нава шепчут это прямо в его ухо, посылая стаи прохладных мурашек по разгорячённому телу. — У нас впереди долгая ночь, Кольдер.
читать дальшеЯ не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор. Ты позабыла: я свободы Для заблужденья не отдам; И так пожертвовал я годы Твоей улыбке и глазам, И так я слишком долго видел В тебе надежду юных дней, И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней. Как знать, быть может, те мгновенья, Что протекли у ног твоих, Я отнимал у вдохновенья! А чем ты заменила их? Быть может, мыслию небесной И силой духа убежден Я дал бы миру дар чудесный, А мне за то бессмертье он? Зачем так нежно обещала Ты заменить его венец, Зачем ты не была сначала, Какою стала наконец! Я горд!.. прости! люби другого, Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного Я не соделаюсь рабом. К чужим горам под небо юга Я удалюся, может быть; Но слишком знаем мы друг друга, Чтобы друг друга позабыть. Отныне стану наслаждаться И в страсти стану клясться всем; Со всеми буду я смеяться, А плакать не хочу ни с кем; Начну обманывать безбожно, Чтоб не любить, как я любил; Иль женщин уважать возможно, Когда мне ангел изменил? Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку — Безумец! — лишний раз пожать! Не знав коварную измену, Тебе я душу отдавал; Такой души ты знала ль цену? Ты знала — я тебя не знал!
Цитаты моей преподавательницы французского. За эту неделю меня так допекло, что я делала на френче все, кроме самого френча. В результате решила записать и поделиться некоторыми перлами нашей француженки. Все цитаты сохранены в их оригинальном виде. За расшифровку и интерпретацию, увы, не отвечаю.
"Что дозволено Юпитеру, то не дозволено коню". "Предаваться удовольствию глаз и тела" "Ребята-демократы" "Ну-нуу!" "Но-ноо!" "Подавляйте в себе дух юного противостояния" "Не жуйте губками как поросятки!" "Красивше-красивше работайте ртом!" "Так будет французистей" "Donc!"
24 октября мне и нашему особому театру Лестница во главе с нашим талантливым и любимым режиссером Мариной Андреевной посчастливилось выступить на между народном конкурсе в Москве) Наш спектакль взял первое место в своей номинации) Я - второе за художественное чтение стихотворения А.С.Пушкина "Клеопатра" Ссылка, кому интересно, - тык
Солнышко мое, Анечка, Леди*Ночь!!! Получила твою посылку! Я просто безумно-безумно счастлива! Приятно просто до невозможности! Как все эти вещи с любовью подобраны, упакованы и представлены! Все твои супер-записки-пометки несколько раз перечитала, и все сохранила! Ну ты меня и балуешь ох как балуешь! Каффы - это очень даже актуально! Я просто чуть ли не ревела! А когда я узнала, что ты еще и заказывала их спецом для меня... Боги, ну я тебя и загрузила Все каффы очень понравились, но особенно я без ума от крылышек)) Обязательно теперь подберу колечки и цепочку под них, чтобы как-нибудь пощеголять) Под каффы с синими камушками у меня есть кулончик, так что ты просто потрясающе угадала) И цвет - великолепен. Третьи каффы - очень изящные, под них у меня целых серебрянный наборчик есть)
Мыло и масла - пахнет вкусно-вкусно! Давно хотела себе такое мыло, но жаль было на себя купить
Конфеты пока не пробовала, пока любуюсь и облизываюсь, но обязательно попробую) Буду пить с чаем и вспоминать тебя!
Открытка - милая и такая теплая))
Спасибо тебе огромное-преогромное за поздравление. Для меня очень важно, что ты помнишь обо мне, думаешь и так заморачиваешься
Правда глаза колет, я ни разу не расистка, но подписываюсь под каждым словом художницы.
"Я хочу жить в безопасности и чистоте, есть деликатесы, тусоваться, носить красивые вещи и жить роскошной жизнью... За счет кого-то другого, - написано на картинке, размещенной в посте на "Фейсбуке". - У меня есть идея. Я стану беженцем".
читать дальшеИллюстрация и подпись к ней была опубликована японской художницей правых взглядов в сентябре. Сейчас петицию с призывом к "Фейсбуку" удалить ее подписали более 100 тысяч человек. В обращении, размещенном с аккаунта под названием "Группа "Не допустим расизм", утверждается, что несколько человек пожаловались на картинку и требуют от социальной сети "признать иллюстрацию, оскорбляющую сирийских беженцев, расистской". В петиции также сообщается, что Facebook не откликнулась на жалобы, заявив, что публикация не нарушает правил соцсети, однако художница сама удалила картинку. Тем не менее, Тошико Хасуми считает поддержавших обращение левыми активистами. "Я рисовала множество политических манга [японские комиксы], которые им не нравились, - сказала она Би-би-си. - Вот почему они на меня набросились". Япония пообещала выделить 810 миллионов долларов на помощь сирийским и иракским беженцам, однако премьер-министр Синдзо Абэ отказался принять выходцев из этих стран. Япония приняла лишь 11 из 5000 потенциальных просителей убежища в прошлом году.